Берега неведомых земель

Берега неведомых земель

То, что Ноэль умер, первой обнаружила хозяйка кафе, армянка Урсула.
– Я перед ним поставила кружку, – рассказывала она потом Полковнику, промокая уголком накрахмаленного передника свои прекрасные карие глаза. – Спрашиваю, как дела, а он молчит. Он хоть и не любил болтать, дядя Ноэль, но на вопросы всегда отвечал… А тут молчит и не шевелится. Я и поняла, что дело плохо. Ой, несчастье, ой, _вишьт_, Господь милосердный…
Урсула, как всегда в минуты сильного душевного волнения, мешала русские слова с армянскими.
– Не плачь, _сиракан_, – сказал Полковник, утешающе похлопывая её по полному плечу. – Здесь слезами не поможешь. «Скорую» вызвала?
– Н-нет…
– Ну, ну, – Полковник слегка её обнял и тут же отпустил. – Мы сами тогда. Иди на кухню, а мы пока побудем. С ним.
Всё ещё всхлипывая и слегка пошатываясь, Урсула пошла к стойке. Они остались втроём: Полковник, Лазарь Моисеевич и Клархен. И ещё Ноэль, безучастно горбившийся за столиком в углу, куда он сел утром, уже будучи мёртвым. По привычке, надо думать, пришёл и сел. Для большинства посетителей «Морской ведьмы» час был ещё слишком ранний, с утра здесь собирались только те, кому больше нечем было заняться. В кафе стояла непривычная тишина, телевизор не работал. Снаружи доносился шум проезжавших машин да смутный гул далёкого прибоя: на море сегодня штормило. Утреннее солнце просвечивало пыльное стекло на входной двери и трепещущие под ветром красно-белые полосатые маркизы. «Хорошо, что кроме нас больше никого нет», – подумал Полковник. Хотя, учитывая род занятий завсегдатаев кафе, один бродячий покойник здесь вряд ли кого-то сильно бы испугал.
– Жаль Ноэля, – Полковник пожевал губами и машинально пригладил коротко стриженную и совершенно седую макушку. – Кто бы мог подумать, что с ним так всё обернётся…
– И таки что теперь нам делать? – Лазарь Моисеевич изящно развёл руками. Он был похож на старого ироничного ворона – ворона, много лет прослужившего в цирке и много повидавшего. Да почти так оно и было. – «Скорую» вызывать? Так в морг его не возьмут. Он же оттуда уйдёт, как Моисей из Египта, я извиняюсь. Его сейчас только упокаивать…
– Только упокаивать, – согласилась Клархен, нервно поправляя складки на своих многочисленных юбках. – Брр… Бедный Ноэль!
«Как ей идёт розовая роза в волосах», – подумал Полковник. У любой другой женщины в возрасте за шестьдесят такая роза смотрелась бы нелепо, но Клархен она только украшала. Как и пышные, почти цыганские юбки, и серебряные перстни на тонких смуглых пальцах, и круглые джонленноновские очки, из-за которых она всегда казалась немного удивлённой. Клархен – она такая одна…
Он знал, что молодые девчонки, приходившие в это кафе, хихикают над её внешним видом, и в то же время невольно копируют её манеру одеваться, осанку и интонации. Клара как-никак легенда местного магического сообщества – маг-словесник высочайшего уровня, автор научных статей и книг, преподаватель местного университета. То ли по капризу судьбы, то ли по собственной воле она так и не уехала из родного города, хотя вполне могла бы работать в столице. Полковник никогда её об этом не спрашивал.
«Вот нас и осталось трое, – с горечью подумал он, – трое никому не нужных странных стариков. Ещё вчера нас было четверо. А однажды не останется никого».
– Вот если бы нам найти привязку, – осторожно сказал Лазарь Моисеевич. – Что его держит здесь? Найти бы… А, Полковник? Пара дней у нас в запасе есть, пока… эээ… пока он более-менее похож на живого, я извиняюсь. Сейчас, слава Богу, не жарко.
Полковник молчал, задумчиво глядя, как штормовой ветер треплет два маленьких кипариса, которые несли вахту в тяжёлых глиняных горшках у входа в кафе.
– В конце концов, мы встречались в этом кафе почти каждый день лет двадцать, – сказала Клархен.
– И он часто соглашался сыграть с нами в преферанс, – добавил Лазарь Моисеевич.
– Он всегда уступал мне место, если не оставалось свободных стульев.
– Он не обижался, даже когда мы спорили с ним о политике. Добрейший был человек, Боже мой!
– А когда я болела – всегда звонил и спрашивал, не нужна ли помощь. Однажды принёс бульон, который сам сварил…
– В конце концов, он был таким же магом, как и мы!
– Он был очень одиноким.
– Ему больше некому помочь, Полковник. Не упокаивать же, в самом деле…
Полковник наконец оторвался от созерцания кипарисов.
– Ноэль был нашим другом, – глухо сказал он. – И мы должны сделать для него всё, что в наших силах. А упокаивать… Если уж только совсем ничего не выйдет.
Может, ему и показалось, но Клархен и Лазарь вздохнули с облегчением.
Упокоение – процедура сложная, жестокая и, по сути, мерзкая. После смерти душа должна выскользнуть из тела, как ядро ореха из скорлупы, как ребёнок из чрева матери, – целая, созревшая, готовая к дальнейшему пути. Если тело умерло, а душа не смогла выйти, – умерший превращался в бродячего покойника, существо опасное и непредсказуемое. И если не удалось найти причину, по которой душа застряла в умершем уже теле, – бродячий покойник однозначно подлежал упокоению. Тогда во время обряда связи, скреплявшие тело и душу, грубо разрывались, а вместе с ними рвались и тонкие эфирные оболочки. Да, тело отправлялось на кладбище и более не тревожило живых, но что после этого происходило с душой… Правильнее всего это было бы определить как полную и окончательную смерть.
Смерть, которая перечёркивала всю прожитую жизнь.
– И что нам таки теперь делать? – вновь спросил Лазарь Моисеевич.
– Искать! Вы знаете, где он жил?
– Нет, но знает Клархен…
– Клархен, – обратился к ней Полковник, – я сейчас сделаю нехорошую вещь – я обшарю карманы Ноэля. Но по-другому никак нельзя. Нам нужен ключ от его дома. А вы пойдёте и осмотрите там всё. Не потому, что мы с вами хотим засунуть нос в его личную жизнь, а потому, что нам нужно знать, что же продолжает держать Ноэля на земле. Женщины обычно внимательней мужчин относятся к подобным важным мелочам.
Клархен сжала губы и молча кивнула. Продолжала молчать, даже когда ей в ладонь лёг простой стальной ключ со скрученной проволочкой вместо брелока.
– Лазарь Моисеевич, вы пойдёте в городской архив и постараетесь выжать из архивисток всё, что касается жизни и работы Ноэля в Южной Пристани. Я в вас верю, не зря же вы полжизни морочили людям головы в цирке.
Лазарь Моисеевич тонко улыбнулся. Он нисколько не обиделся. Работать на публику он действительно любил. Может, поэтому в своё время, имея блестящие способности, не стал учиться дальше и карьере учёного или преподавателя предпочёл жизнь циркового артиста?
– Я останусь с Ноэлем и уговорю Урсулу потерпеть его ещё немножко, – продолжал Полковник. – Главное – отсадить его в самый тёмный угол, чтоб никто не подходил и не задавал вопросов. Впрочем, вряд ли кто-то подойдёт… Встретимся вечером, здесь же.
Они взглянули друг на друга: старые люди, знакомые много лет, коллеги, прошедшие бок о бок по неровной дороге жизни и благополучно добравшиеся до самого конца. Трое магов на пенсии: военный, иллюзионист и словесница.
– Вы увидите, мы ещё сделаем Шерлока Холмса как бычок креветку, – заключил Лазарь Моисеевич, застёгивая поношенное драповое пальто. – И пусть хоть кто-нибудь попробует сказать, что мы ни на что не годимся!

Они вернулись, когда солнце перекочевало на другую сторону улицы, а в кафе уже собрался народ. Ноэль и Полковник теперь сидели в самом дальнем углу под пыльной веерной пальмой, которая росла в деревянной рассохшейся кадке. Света здесь было слишком мало, и Полковник подозревал, что пальма давно и незаметно перешла в то же пограничное состояние между жизнью и смертью, что и бедолага Ноэль. «Интересно, – подумал он, – проводил ли кто-нибудь исследования активного посмертия на растениях?»
Полковник пил капучино – уже третий раз за день. Вредно, конечно, но иначе он бы заснул. Перед Ноэлем тоже стояла чашка. Изредка Полковник махал рукой кому-нибудь из знакомых, но никого не звал подойти.
Телевизор за стойкой бубнил новости, молодёжь галдела, обсуждая чьего-то начальника. Компания в углу, сдвинув два столика, азартно резалась в какую-то игру – их традиционно приносили сами же посетители и оставляли на полочке у входа. Несколько ребят за стойкой пили пиво. В углу напротив Полковника ужинали парень с девушкой, откровенно влюблённые друг в друга.
«И мы ведь такими были, – подумал Полковник с неожиданной горечью. – Молодыми, весёлыми, влюблёнными. Вся жизнь была впереди. Все дела, все дороги. Горы готовы были свернуть – и ведь порой сворачивали. Казалось, что так будет всегда… А потом оглянуться не успели, как пришла старость. И что мы имеем в итоге? – спросил он себя, невольно копируя интонации Лазаря. – Остывший капучино и мёртвого приятеля для компании. Очень мило, я извиняюсь».
Первой вернулась Клархен. Повесила на спинку стула сумочку, сняла жакет и перчатки. Уши и кончик носа у неё покраснели от холода.
– Нашли что-нибудь? – просил Полковник.
– Паспорт. И ещё это, – она положила на стол старую, с помятыми уголками фотооткрытку. На ней был снят стоящий у пирса корабль: четырёхмачтовый барк со спущенными парусами. Корпус выкрашен в белый цвет, и на правом борту чётко видны большие чёрные буквы названия.
– «Арион», – пробормотал себе под нос Полковник.
На задней стороне открытки выцветшими чернилами было написано: «Ноэлю от Павла на память». И больше ничего. Полковник поднялся, подошёл к стеклянной витрине кафе и только при ярком солнечном свете смог прочесть мелкие буковки печатных данных – открытка была довоенная. Тридцать девятый год.
– У него дома – целый музей парусников, – сказала Клархен, когда он вернулся на место. – Картины на стенах, книги, открытки, модели… Больше всего изображений «Ариона». Открытка, например, лежала на столе, прямо посередине. Знаете, так кладут какие-то важные вещи… записки, визитки, ключи… Чтоб не забыть. Чтобы всегда на виду. Я даже не подозревала, что у Ноэля была такая страсть к парусным кораблям.
Полковник кивнул. На Ноэля они старались не смотреть – обоим казалось, что они обсуждают присутствующего здесь человека, а не покойника, и было неловко.
– И ещё я нашла это, – она протянула Полковнику свёрнутый вчетверо тетрадный листок в линейку. Листок был пожелтевший, потёртый на сгибах.
– Что это?
– Стихи. Я думаю, это его стихи.
Полковник развернул и прочёл строки, написанные мелким, острым почерком:

В тех краях, которым нет названья,
Где ветра пьянящие, как хмель,
Ждут меня в предутреннем тумане
Берега неведомых земель…
В час, когда из тьмы проглянет сонно
Горизонта синяя дуга,
С борта боевого галеона
Я сойду на эти берега.
Кем я стану – магом иль солдатом,
Покорителем иных миров?
Ждут меня, сокрыты, кровь и злато,
Тайны подземелий и ветров,
Смерть в бою неравном иль победа,
Или счастье, странное, как сон…
Только знаю – все пути изведав,
Я вернусь на старый галеон…

– Насколько знаю, он работал магом на рыболовном флоте. Холодильники на траулерах заговаривал, двигатели… – сказал Полковник удивлённо. – А оказывается, всю жизнь грезил парусниками и неоткрытыми землями, писал стихи… Как мы всё-таки мало друг о друге знаем!
Клархен кивнула.
– Очень тяжело входить в квартиру без хозяина, – внезапно добавила она. – Всё равно что в чужую душу лезть. Кто знает теперь, чем были для него эти вещи! Кто скажет, как он жил! И кому до этого есть дело!
Глаза её за круглыми стёклами очков – покрасневшие, выцветшие от возраста глаза – сильно блестели.
– Не плачьте, Клархен, – вздохнул Полковник. – Такова жизнь. И потом, нам есть до него дело. Когда у человека остались друзья, это уже говорит о том, что жизнь он прожил не зря.
Клархен шмыгнула носом, достала из сумочки большой носовой платок, отороченный кружевами, и некоторое время сидела, уткнувшись в него лицом. Полковник тем временем пролистал паспорт Ноэля.
Ноэль Леру, двадцать третьего года рождения, место рождения – город Марсель, прописка в Южной Пристани недавняя – но это потому, что паспорт новый. Непонятно, сколько же лет на самом деле Ноэль прожил здесь. И никаких подсказок, что же марселец забыл на южной окраине России и что такое важное не успел сделать при жизни.
Вернулся Лазарь Моисеевич. В отличие от Клары, он был весел и явно настроен поговорить. В руках он нёс синюю пластиковую папку-конверт.
– Але?оп! – Он точным движением бросил папку на середину столика. – Кое-что мне таки удалось узнать! Правда, я не уверен, что это нам сильно поможет. У Ноэля на редкость скудная биография, я извиняюсь. В цирк с такой не берут, зритель уснёт от скуки!
– Ах, перестаньте, – сказала Клара из платка.
Полковник вынул из папки лежавший там единственный лист бумаги.
– Что это? – спросила Клара и не выдержала, обратилась к мёртвому: – Прости, Ноэль. Но иначе мы тебе не поможем.
Ноэль не ответил. Он всё так же прямо сидел над нетронутой чашкой капучино, положив по обе стороны от неё руки, перевитые сизыми тонкими венами. На нижней части кистей и запястий уже проявились тёмные трупные пятна.
Полковник передал Кларе листок. Это была официальная архивная справка, с печатями и подписями, и одному Богу известно, какие чары Лазарю Моисеевичу пришлось пустить в ход, чтобы получить её всего за несколько часов. Шапка гласила: «Округ особого статуса Южная Пристань, городской архив, справочный отдел», а ниже шли выписки из архивных документов.
– Ноэль в Южной Пристани с сорок первого года, – сказал Лазарь Моисеевич, подзывая жестом Урсулу. Та, трепеща, подошла. – Дорогая моя, принесите капучино мне и нашей барышне… Так вот, до того он служил на барке «Арион» корабельным магом – видите, вот выписка? Был снят с корабля по болезни. Как вообще попал на наш флот – неизвестно. В августе сорок первого он сошёл со своего корабля на берег в Южной Пристани и так тут и остался. Во время войны помогал организовывать оборону города. Магов тогда не хватало… А потом как устроился в штат Южпромрыбторга, так и работал там до пенсии. Брак зарегистрирован в пятьдесят пятом, жена скончалась в восемьдесят седьмом. И всё, никаких зацепок! Господа Шерлоки Холмсы, каковы будут ваши версии?
И он с удовольствием отхлебнул кофе.
Полковник подумал, что они уже очень давно не пили кофе, все трое. Это было вредно для сердца, да и той бодрости, что раньше, кофе уже не дарил, а теперь странная смерть Ноэля словно вернула им часть молодости.
Они снова были кому-то нужны.
Полковник передал Лазарю открытку, найденную в квартире.
– Кто такой этот Павел? – спросил тот, вертя снимок в руках.
– Должно быть, сослуживец. Где бы нам сейчас взять списки экипажа с тридцать девятого по сорок первый год? Может быть, это важно. И вообще, что мы знаем об этом корабле?
– Ничего, – сказала Клархен.
Лазарь Моисеевич только руками развёл.
– Даже я почти ничего не знаю, хотя полжизни прослужил в нашей части, – признался Полковник. Кофе ему больше не хотелось. Хотелось домой, прилечь и забыть обо всём, но он не представлял, куда на ночь девать Ноэля. Кафе-то наверняка сдаётся на сигнализацию, а бродячий покойник может в любой момент встать и куда-нибудь пойти.
– Я знаю только, что был такой парусник, который, если память меня не подводит, затонул во время войны. И всё.
– Но для Ноэля служба на нём очень много значила, – тихо сказала Клархен. – Это уже совершенно точно.
– Разве что сходить в окружное мореходство, в тамошний архив, – задумчиво сказал Полковник и опять машинально пригладил макушку. – Но это завтра, сегодня они закрылись.
– Мы пойдём вместе! – сказал Лазарь Моисеевич. – Вы, я извиняюсь, не всегда умеете разговаривать с людьми так, чтобы они вас слушали!
Успешный визит в архив окрылил старого иллюзиониста. Ему снова хотелось выступать.
– Как угодно, – засмеялся Полковник. – И всё же… где нам найти хоть какие-нибудь сведения об «Арионе»?
Он говорил громко, и, видимо, на этот раз какое-то из его слов дошло до души Ноэля, накрепко запертой в разлагающемся теле. Потому что мёртвый шевельнулся – медленно повернул голову и уставился куда-то в витрину. Глаза у него уже помутнели.
Маги умолкли. А мёртвый Ноэль минуту посидел, пялясь в стекло, потом деревянно встал и на негнущихся ногах пошёл к выходу.
– Вот это дядя Ноэль сегодня набрался, – отчётливо сказал кто-то из молодых магов.
«Ребята ничего не поняли, – подумал Полковник, торопливо выгребая из карманов мелочь – заплатить за кофе. – Они ничего не поняли, но завтра уже поймут. И сразу вызовут «Скорую» – кто из них захочет возиться с чужим стариком, к тому же мёртвым…»
Лазарь Моисеевич и Клара уже вышли из кафе вслед за Ноэлем. А мертвец всё такой же деревянной походкой направился по мощёным тротуарам в сторону моря. Маги шли рядом, Лазарь Моисеевич галантно поддерживал Клархен под руку. Холодный норд-ост, ничуть не утихший за день, трепал её юбки и шевелил розу в волосах. Полковник поначалу думал, что Ноэль пойдёт домой – как уходил домой каждый вечер после посиделок в кафе в течение многих лет. Но мёртвый повернул в другую сторону.
Вскоре стало понятно, куда он идёт.
Ноэль спустился узкими улочками Рабочей слободы и вышел на Променад – старинную широкую пешеходную улицу, протянувшуюся по склону над портом. Отсюда был хорошо виден весь город, лежавший на холмах над морем и сейчас залитый тревожным красноватым светом заходящего солнца. Оно висело над холмами, алой искрой отражаясь в золочёном куполе храма Георгия Победоносца и бросая на море короткую парчовую дорожку. Полковник отсюда видел старинные каменные дома центра, руины древней генуэзской крепости за Южным фортом, ряды хрущёвок в спальном районе и старую частную застройку: десятки белёных домиков с палисадниками, сбегавшие по склонам к самому Северному форту. Видел и сами форты, похожие на громадные шахматные ладьи, выдвинутые в море на входе в бухту с обоих берегов, и порт, ощетинившийся частоколом мачт и кранов…
Это был город, в котором Полковник прожил всю жизнь и в котором планировал умереть. Но не так, как старина Ноэль.
А Ноэль тем временем пересёк Променад и заковылял вниз, к морю, по узким тротуарчикам и лестницам, которые были порой такими крутыми, что Полковнику и Лазарю приходилось поддерживать его с двух сторон, чтобы он не упал. На ощупь Ноэль казался твёрдым как деревяшка – как только ухитрялся ноги переставлять. Клархен, подбирая юбки, осторожно шла следом. Наконец Ноэль спустился на полузаброшенную, занесённую мелким песком пристань и остановился на старом пирсе. Сейчас здесь швартовались разве что рыбачьи лодки, да и тех было немного. Они качались на волнах возле пирса, похожие на рыб у кормушки, и иногда глухо ударялись бортами. Сейчас, на закате, здесь было малолюдно, и Полковник слегка расслабился – лишнее внимание им ни к чему. Ветер дул так, что на него можно было опереться, как на стену, и пах водорослями и холодной морской водой.
Ноэль дошёл до конца пирса, плюхнулся на камень и замер, глядя мутными глазами в горизонт. Под ногами у него тёмные волны с грохотом ударялись в основание пирса, обдавая мёртвого мелкой водяной пылью.
– Зачем он сюда пришёл? – крикнула запыхавшаяся Клархен. – Здесь так холодно!
– Я думаю, он ждёт! – Лазарь Моисеевич отвернулся от ветра, поднял воротник пальто. – Только я не знаю чего!
– Кажется, я знаю, – медленно сказал Полковник. Он догадался, но эту догадку надо было ещё проверить.
– Чего же?! – закричала Клара. – Говорите!
– Он ждёт «Арион»! – крикнул в ответ Полковник. – До войны, до постройки нового порта, здесь могли швартоваться большие корабли. Наверняка барк приплыл именно сюда! И здесь Ноэль впервые сошёл на берег в Южной Пристани!
– Да, – Лазарь Моисеевич вытер лицо. – Похоже на правду! Но зачем, скажите, пожалуйста?
– Не знаю!
– То есть мы снова оказались там, откуда начали?! – Клара чуть не плакала. Ветер наконец вырвал у неё из волос розу и швырнул в песок под ногами. – Но сейчас это неважно! Что мы теперь будем делать с ним?
Ноэль сидел всё так же прямо, не замечая ни ветра, ни холода, и глядел туда, где пустынное неспокойное море смыкалось с темнеющим небом.
Ходячих мертвецов лучше не сбивать с того пути, которому они следуют – себе дороже выйдет. Пока оживший труп бредёт по своему делу – он не опасен, но любое препятствие он преодолевает с поистине нечеловеческим исступлением. Ему-то всё равно: ни боли, ни страха мёртвый уже не испытывает… Угомонить разбушевавшегося мертвеца могли только самые радикальные меры, которыми и пользовались маги на «Скорых». Но эти меры, от обездвиживающих инъекций до обработки жидким азотом, тоже рвали запертую в теле душу и, в конце концов, приводили её к гибели.
Потому и речи не могло быть о том, чтобы увести Ноэля с причала. Он бы попросту не ушёл. И оставлять его одного тоже было нельзя – кто-нибудь, пусть даже случайный прохожий, мог заметить, что человек уже мёртв, и вызвать «Скорую». И тогда Ноэлю уже ничто не поможет…
– Я так хочу домой, согреться! – всхлипнула Клархен, обхватывая себя за плечи.
– Вот что. – Полковник подозвал друзей ближе, потому что кричать он уже не мог. – Я останусь с ним, а вы идите.
– Я тоже останусь! – заявил было Лазарь Моисеевич, но Полковник жестом прервал его.
– Я останусь, – повторил он. – Вы, Лазарь Моисеевич, лучше поспите и возвращайтесь сюда рано утром. И вы, Клара, тоже. Я с утра схожу в мореходство, а потом мы решим, что делать дальше.

Когда они разошлись, солнце уже село. Над пристанью сгустились серо-синие сумерки. Где-то далеко-далеко на берегу справа замигал маяк. В море было пусто: ни судовых огней, ни сигналов плавучих нефтекачек. Силуэт Ноэля, по-прежнему сидевшего на старом пирсе, уже почти потерялся в сумраке.
«Зря я остался, – подумал Полковник, ёжась от ветра. – Ноэля в темноте всё равно никто бы не заметил».
Но он знал, что не мог не остаться.
Он отошёл на причал, где стоял деревянный старый навес, под которым были вкопаны в песок скамейка и покосившийся столик. Щёлкнув пальцами, засветил магический огонёк – это не требовало большого расхода сил. Огонёк, однако, сдувало ветром. Полковник подобрал катавшийся под ногами пластиковый стаканчик и обломок песчаника и накрыл огонёк стаканчиком, придавив его сверху камнем. Получился импровизированный светильник. Некоторое время Полковник сидел, глядя, как ветер гнёт сухую траву в круге света, и думая о том, что мёртвый Ноэль сидит на пирсе один в полной темноте. Одиночество давило на сердце, и не было от него спасения. Море грохотало в двух десятках метров от навеса, ветер выл над берегом и порой бросал в лицо мелкие солёные брызги.
Полковник очень устал за день, но спать не хотел. Есть тоже. Он очень давно так не уставал… Пожалуй, в глубине души он даже немного завидовал Ноэлю.
– В нашем возрасте одиночество вредно для здоровья, – заметил Лазарь Моисеевич, мягко выступая из темноты.
– Почему вы не дома?!
– Я подумал, что здесь от меня будет больше пользы, – ворчливо ответил старый иллюзионист, ставя на стол бутылку с красным крымским вином. Стопку прозрачных пластиковых стаканчиков он держал в руке, чтоб не унесло ветром. – Я и пошёл вначале домой, но потом совершенно случайно заглянул в один симпатичный магазинчик на углу Каштановой и совершенно случайно купил эту бутылку. А пить сегодня одному – всё равно что в одиночестве праздновать Пурим, я извиняюсь. Хотя ничего весёлого сегодня и нет.
Лазарь Моисеевич снял обёртку с бутылки, грустно вздохнул и протянул её Полковнику.
– Открывайте. Я ведь фокусник, у меня нет таланта к настоящей магии.
– Можно подумать, магия иллюзий – ненастоящая, – хмыкнул Полковник, делая замысловатое движение правой кистью. «Да, – подумал он, – гибкость у меня уже не та…» Пробка подёргалась в горлышке, потом с чмоканьем вылетела и исчезла в темноте. – Я слышал, что у вас на представлениях порой случались казусы, когда иллюзорные кролики и голуби вдруг обретали материальность и вам потом приходилось ловить их по всему цирку.
– Было, было, – согласился Лазарь Моисеевич, разливая вино. – Но дело здесь не в моей магии, а в вере. Если среди зрителей попадался кто-нибудь, кто искренне верил в реальность кроликов, которых я доставал из шляпы… обычно кто-нибудь из детей… то да, приходилось потом ловить этих кроликов и, что самое забавное, куда-то пристраивать. К вере, знаете ли, тоже нужен талант.
– И к иллюзиям.
– Тоже верно, – снова согласился Лазарь Моисеевич и выпил. – Вы знаете старую шутку о том, что иллюзии бывают плохие, хорошие и отличные? Плохая иллюзия – та, которую вы замечаете, хорошая – та, которая замечает вас.
– А отличная?
– Отличная иллюзия и есть реальность, – ответил Лазарь Моисеевич и довольно захихикал. Полковник тоже улыбнулся.
– Вы пьёте без меня? – удивилась за спиной у Полковника Клара. Он обернулся: Клархен стояла у стола, улыбаясь, и блики от магического огонька дрожали в стёклах её очков. Жакет она сменила на осеннее пальто, а на голову накинула платок, который сейчас трепетал от ветра. На пальто у неё была приколота серебряная брошь в виде стрекозы.
– Я подумала, что вам будет очень одиноко здесь, оделась потеплее и вернулась, – пояснила она. – К тому же у меня всё равно бессонница… Принесла вот печенья. У меня больше ничего не нашлось.
– Ну, теперь нас трое, – жизнерадостно сказал Лазарь Моисеевич. – Грех не выпить, я извиняюсь! Садитесь, Клархен.
И он вручил ей стаканчик с вином.
– Он там? – спросила словесница, кивая в сторону моря.
– Там, – ответил Полковник. Он не видел Ноэля, но хорошо представлял себе, как мёртвый тихо сидит в темноте, обратившись к морю, а по его неподвижному лицу стекают брызги.
– Так можно ждать только чего-то очень важного, – сказала Клара так тихо, что Полковник едва её услышал. – Ну, помянем его.
Они выпили, не чокаясь.
– У бродячих покойников неважных дел не бывает, – заметил Лазарь Моисеевич. – А иначе они бы спокойно лежали в своих могилках и не смущали живых. Несделанное дело – веская причина сбежать с кладбища, верно?
– Верно, – согласился Полковник. – Только я ума не приложу, чего не успел сделать наш Ноэль. Он же так спокойно жил…
– Это нам кажется, что спокойно. А на самом деле – грезил о парусниках и дальних берегах. И мы ничего не знаем о том, как он жил до Южной Пристани, кроме названия корабля и имени человека, который подписал ту открытку. Скорей всего, его проблема родом из юности, о которой нам вообще ничего не известно…
Они помолчали. Ночь была безлунная, но на небе сияли во всём своём великолепии яркие осенние звёзды – зрение у Полковника в последние годы сильно ослабело, но он всё ещё их видел. Клархен молча куталась в платок.
– Я думаю, – наконец сказала она, – что не так важно, для чего Ноэль ждёт свой корабль. Главное, что он ждёт именно его… Если, конечно, вы не ошибаетесь, Александр Михайлович.
Она единственная из старых завсегдатаев «Морской ведьмы» называла Полковника по имени-отчеству.
– Я извиняюсь, но ничего другого он здесь делать просто не может, – возразил Лазарь Моисеевич. – Не траулер же Южпромрыбторга ему ждать?
– Но если я прав, то как теперь быть? – Полковник опять пригладил макушку. – Можно, конечно, отвезти его на место гибели «Ариона», хотя это займёт много времени, и я даже не знаю, есть ли точные координаты.
– Гораздо важнее, сможем ли мы это сделать, – отозвался иллюзионист. – А если он не захочет покидать пирс? Тогда только упокоение…
Полковник немедленно вообразил себе Ноэля, сидящего на пирсе до тех пор, покуда он не превратится в насквозь просоленный скелет, и вздрогнул.
– Может, нанять похожий парусник? – предложил он, и сам понял, что высказал неудачную мысль.
– Мы можем найти «Арион», – вдруг сказала Клархен. – Можем ведь? Заклятия поиска должны сработать.
– А потом?
– Ну… мы могли бы призвать корабль сюда, например… есть же методики поднятия мёртвых, можно взять что-то…
– Это уже попахивает некромантией, я извиняюсь! Вы внезапно захотели в тюрьму, Клархен?
– Вы смеётесь! – воскликнула словесница и сердито поправила платок. – Какая же это некромантия, если мы не трогаем ни людей, ни животных. Я знаю законы… Я говорю про корабль! Корабль!
– Как вы будете его поднимать, если он не живой?! – Лазарь Моисеевич фыркнул и с аптекарской точностью разлил по стаканчикам вино. – На что опираться? У вас в лучшем случае ничего не выйдет! Клархен, не заставляйте меня думать, будто…
– Я в здравом уме, – прервала его Клара. – Скажите, Александр Михайлович!..
– Идея безумная, – согласился Полковник. – Но в ней что-то есть!
Он поднялся и прошёлся вдоль стола. Ему казалось, что он вот-вот сообразит, в чём же права Клархен и почему идея поднять со дна морского останки «Ариона» не кажется ему невозможной.
Вещь, в которую вложен труд и любовь многих людей и которая существует достаточно долго, обретает индивидуальность. Смысл, который мы сами ей придаём. Душу. Мы, люди, ведь тоже творцы – пусть нам не дано создавать живых существ, не похожих на нас, но мы умеем оживлять мёртвые вещи воображением и любовью. Поэтому в каком-то смысле барк «Арион» обладал душой, к которой можно было обратиться через заклинания некромантии. Запретные, конечно, заклятия, но Полковнику во время оно приходилось ими пользоваться на службе. Оставалось только понять – какая она, душа мёртвого парусника?
– Идея безумная, – повторил Полковник, останавливаясь и круто разворачиваясь на пятках. Лазарь и Клара смотрели на него как на пророка. – Но попытаться можно!
– Я слишком стара для того, чтобы спать в такой позе, да ещё на ветру! – простонала Клархен, пытаясь разогнуться. Очки у неё съехали набок, платок сбился. Вчера маги просидели за разговором до глубокой ночи. Вино кончилось, ветер начал стихать, море успокоилось, а небо безмолвно вращалось над ними, как громадная обсидиановая чаша, полная мелких, остро сверкающих бриллиантов. Порой Полковнику казалось, что он различает во тьме старый пирс и неподвижную фигуру на нём, но он не был в этом уверен, а идти проверять не решался. Даже при свете магического огонька слишком легко было оступиться и упасть в волны… А потом как-то само собой получилось, что они все трое задремали, где сидели. И проснулись, когда в небе над морем уже проклюнулся нежный росток рассвета.
– Я тоже стар, – пропыхтел Лазарь Моисеевич, потирая поясницу. – Хотя и не супер. Я извиняюсь, но на сегодня представление отменяется!
У Полковника болела голова, и в спине при каждом движении что-то выразительно хрустело, однако ему показалось, что сон в скрюченной позе он перенёс легче остальных. Поэтому сам пошёл проверить, как там Ноэль. Мёртвый так и просидел всю ночь на пирсе и не выказывал ни малейшего желания оттуда уходить. Одежда вымокла, на волосах в свете разгорающегося утра поблёскивали кристаллики не то соли, не то инея. И всё же с Ноэлем всё было в порядке, насколько это было возможно. Правда, лицо отекло от влаги, а трупные пятна были уже слишком хорошо заметны. Да, сегодня он за живого вряд ли сойдёт… Следовало поторопиться.
– Может быть, начнём сейчас? – сказал Полковник, вернувшись к друзьям. – На пристани никого нет. Но нам всё же следует подстраховаться. Лазарь Моисеевич… я вас очень прошу.
– Я знал, что старый Лазарь ещё на что-то сгодится в этой жизни, – пробормотал иллюзионист. – Я понял вас, Полковник, сделаю в лучшем виде.
Бормоча что-то себе под нос и прищёлкивая пальцами, Лазарь Моисеевич побрёл к неподвижному Ноэлю. Через несколько минут на месте мёртвого сидел вполне живой Ноэль с удочкой. Рыба не клевала. Зато сам Ноэль периодически клевал носом.
– Какова иллюзия, а? – самодовольно сказал Лазарь, снова усаживаясь за стол. – Высший класс! Только давайте поторопимся, этот высший класс отнимает очень много сил. А я и так не слишком здоровый. Если вы не хотите иметь двух мертвецов вместо одного…
– Мы поторопимся, – пообещала Клархен. Она уже пришла в себя, извлекла из каких-то потайных карманов зеркальце и расчёску и приводила себя в порядок, сняв очки и близоруко щурясь. Платок она накинула на плечи. На столе перед ней лежал потрёпанный блокнотик с акварельными розами на обложке, в который словесница ночью записала пришедшие ей на ум слова заклинания. Блокнотик был заложен механическим карандашом, и утренний ветер лениво перелистывал мелко исписанные страницы. Вчера маги сошлись на том, что ни одно из существующих заклинаний не годится, чтобы вернуть из небытия целый корабль. Нужно было новое, которое мог составить только опытный и талантливый маг-словесник. Как же им повезло с Кларой!
Нет, подумал Полковник. Это Ноэлю повезло…
– Мы с Кларой попытаемся вытащить «Арион», а вы, Лазарь Моисеевич, держите свою иллюзию. Её можно будет отпустить, когда корабль уже будет здесь.
– У меня встречных предложений нет, – печально сказал Лазарь. – Хотя я по-прежнему думаю, что эта затея отдаёт палатой номер шесть, я извиняюсь.
– Ничего, – Полковник улыбнулся. Скептицизм Лазаря его не смущал. Лазарь Моисеевич всегда таким был, но это не мешало ему в своей жизни время от времени пускаться в авантюры одна безумнее другой.
– Сейчас, одну минуту, – пробормотала Клархен, что-то лихорадочно зачёркивая и дописывая в своём блокноте. – Ох, как голова болит – словно в молодости после лихой вечеринки… Ну, давайте начнём. Вначале поищем корабль.
Полковник вздохнул, взял в свои руки холодные ладони Клары. Сколько раз за жизнь он так начинал работу с партнёром: руки в руках, глаза в глаза, слияние душ и разумов, погружение в иную реальность. Через несколько минут глаза закрылись сами собой, и Полковник привычно отключился от мира. Не осталось ничего, кроме ощущения партнёра рядом и нового, медленно возникающего пейзажа в голове. Словно между магами натянулась тонкая, напряжённая нить, по которой они скользили сквозь новый мир, как две бусины по леске. На Клару оказалось очень легко настроиться, хотя в голове у Полковника всё ещё стоял болезненный звон. Как жаль, что мы никогда раньше не работали вместе, подумал Полковник и тут же испугался, что Клара уловит эхо этих его мыслей и его нежности к ней.
– Поиск, начали, – прошептала Клархен, слегка сжимая пальцы.
Мир развернулся перед ними, словно пёстрое живое полотно. Местами оно будто выцветало, местами собиралось в складки, местами перекручивалось и наползало на полотнища чужой, отсюда едва ощутимой силы. Мир, видимый из Южной Пристани глазами мага, был сам на себя не похож. И если бы его наложили на географическую карту, было бы хорошо заметно, что кое-где магическая реальность совершенно не совпадает с той, которую люди привыкли видеть обычным зрением.
Полковник и Клара понимали друг друга без слов. Они раскручивали петлю поиска: Клара держала заклятие, Полковник осторожно вёл, прощупывая подходящие объекты. Ему самому заклятие напоминало частый гребешок, которым Клара десять минут назад расчёсывала волосы.
Поиск сработал быстро: «Арион» хоть и погиб давно, но был большим и достаточно старым кораблём, оставившим в магической реальности заметный след. К тому же Полковнику в бытность военным магом часто приходилось искать самые разные объекты, и маркеры для поиска он ставить умел. То, что лежало на дне милях в тридцати к северо-востоку от порта, несомненно, было останками «Ариона».
Полковник поставил на них «якорь» – простенькое заклятие, фиксирующее координаты приложения силы. Всё было готово к подъёму.
– Начнём тянуть? – шёпотом спросил Полковник. – Справимся?
– Не знаю, – так же шёпотом ответила Клархен. Однако, похоже, не в её правилах было сомневаться в себе.
Словесница вздохнула, сосредотачиваясь, и плавно, умело запела заклятие. Голос у неё был низкий, выразительный, и Полковник аж заслушался. В новом заклятии – основа которого, несомненно, была взята из области запрещённой магии – сплетались слова народных наговоров и образы из морских былей. Это было очень хорошее заклятие.
«Встану я до полуночи, – пела Клархен, – поклонюсь я низко морской волне, обращусь я тихо к морским ветрам, к чисту месяцу, к путевой звезде. Помогите мне, волны да ветра, освети мне путь, ясная звезда. Загляну я в полночь да во Навий мир, на морское дно, во холодный мрак. Кто лежит на дне, тот меня услышь, тот из Нави в Явь предо мной явись…»
Это было очень хорошее, правильное, профессионально сделанное заклятие, со всеми зачинами, рефренами и аллитерациями. Но Полковника не оставляло чувство, что в нём чего-то не хватает… или это они сами что-то упускают? Но он никак не мог понять что.
Он продолжал сжимать ладони Клары, которые так и не потеплели – слишком много сил уходило у неё на колдовство. Он и сам чувствовал, как магия течёт сквозь него, как наваливается усталость и усиливается головная боль. Он смотрел, как заклятие обращается к самым основам жизни и смерти, алой нитью прошивает затонувший корабль, заставляет вздрогнуть полусгнившие чёрные доски, отрывает их от грунта, поднимая в воде тучи ила…
Получилось! У них получилось! Затонувший корабль откликнулся на призыв.
Он не сразу заметил, что Клархен не справляется. Наверно, когда она стала делать паузы в своём длинном заклятии и спотыкаться. Полковник схватил её за запястья крепче и почувствовал, как она в ответ легонько сжала его руки. Он отдавал силы – собственных ей не хватало, слишком мощное вышло заклятие. Но останавливаться было нельзя: «Арион» всплывал из небытия, и отпустить его сейчас означало всё испортить.
Полковник, преодолевая приступы головокружения, следил внутренним зрением за оживающим кораблём. Корпус, разломившийся натрое, вновь соединился в одно, обломки обгорелых досок с треском вставали на место. Но всё равно остов парусника представлял собой жалкое и страшное зрелище.
«Да он же сгорел, – внезапно понял Полковник. – «Арион» затонул не просто так – он сгорел. Может быть, его бомбили, когда он возвращался в Южную Пристань. Да, наверняка так оно и было. А корабельный маг, который мог бы отвести беду или предупредить о ней, лежал в госпитале на берегу. Не здесь ли причина того, что Ноэль сейчас не может умереть?»
Нечто, бывшее некогда огромным парусником, медленно поднялось на поверхность. Полковник не видел этого настоящим, не магическим зрением, но воображение живо рисовало ему, как в утреннем свете – может быть, на глазах у изумлённых рыбаков, вышедших на лов, – из пучины поднимается обгорелый корабельный остов. С бортов потоками стекает вода, на палубе трепещут серебристые тела рыб, искавших в дырах корпуса укрытие. Обугленные обломки мачт чернеют на фоне ясного неба, бушприта нет, белая краска с бортов давно облезла. Этот корабль мёртв и страшен. И всё же остов его величественно разворачивается и направляется к берегу.
И тут Полковнику пришла в голову мысль, от которой он похолодел не хуже Клары. Как же корабль пройдёт мимо фортов? Маг едва не хлопнул себя по лбу. «Старый я дурак, – подумал он, – упустил такую важную вещь!» Форты – не только военный, но и магический щит Южной Пристани, и корабль-призрак в порт они, конечно, не пропустят.
«Я же сам военный, – с тихим отчаянием думал он. – Как я мог об этом не подумать! Что теперь делать? Разве что… разве что…»
Но мысль, едва мелькнув, исчезла.
Он не мог сейчас разорвать связку с Клархен, не мог даже сказать Лазарю о том, в какую лужу они сели. Три старых, выживших из ума чародея! Они подумали обо всём. Только о самом важном забыли!
– Клархен, – просипел он, даже не надеясь, что она услышит, потому что она продолжала петь. – Клархен, форты… Он же не пройдёт…
Она не услышала. Или услышала, но не могла остановиться. И Полковнику пришлось ждать, когда заклятие завершится и мёртвый «Арион» обретёт подобие жизни. Ненадолго – но, если бы не охранная линия на входе в бухту, этого бы хватило.
И только потом Клархен прошептала:
– Я поняла… Но заклятие надо было закончить. Ох… всё зря, получается…
Они разорвали контакт, тяжело дыша. Полковник открыл глаза. Его мутило, бросало в холодный пот. Магическая реальность ещё несколько секунд мерцала на границе сознания, но окружающее быстро погасило её. Уже окончательно рассвело. По пристани бродили какие-то люди, половины лодок у причала не было. С пирса по-прежнему рыбачил иллюзорный Ноэль, а рядом с Полковником, нахохлившись, сидел Лазарь Моисеевич и время от времени вздыхал – иллюзию приходилось постоянно поддерживать, а сил она брала куда больше, чем, к примеру, магический огонёк. Клархен сидела напротив, закрыв глаза и, болезненно морщась, кончиками пальцев потирала виски. А где-то в двух десятках миль отсюда направлялся к берегу поднятый со дна моря парусник. Заклятие завершено, теперь он точно должен был дойти туда, куда его призвали – да только не дойдёт. Магическая защита остановит его у входа в бухту, где он снова затонет. А военные маги – нынешние молодые маги с их компьютерами и системами слежения – быстро проанализируют, откуда ставили заклятие и кто это мог сделать. «Опять мы хотели как лучше, – подумал Полковник, – а получилось, как всегда».
Старики, одно слово.
– Вы таки закончили? – спросил Лазарь Моисеевич вполголоса.
– Закончили… Да только всё зря. Мимо крепости мы его не проведём.
Лазарь кивнул. Помолчал.
– Когда мы умрём, тоже станем бродячими покойниками, – грустно сказала Клархен, не открывая глаз. – У нас с вами есть несделанное дело, которое никто уже не сделает.
– И упокоят нас вместе, одним осиновым колом, – пробормотал Полковник. У него внезапно и сильно закружилась голова, и он с трудом удерживался, чтобы не прилечь на скамью.
– Так что, мне отпускать иллюзию? – тихо спросил Лазарь Моисеевич. – Какой смысл её держать! Теперь Ноэля только упокаивать.
Клархен всхлипнула. Полковник сидел, подперев голову руками. Головокружение постепенно унималось. Он смотрел в спину иллюзорного Ноэля и думал о том, как глупо иногда распоряжается судьба. Корабль может утонуть совсем рядом с берегом. Умерший может потерять душу в двух шагах от нормального посмертия. Живые могут просто не рассчитать сил. Состариться, в конце концов, и проиграть битву с судьбой.
Юношеская вера в то, что человек способен доплыть до любого берега, в конце жизни оборачивается горьким пониманием собственной ограниченности.
– Александр Михайлович, чего вы ждёте? – с тихим отчаянием спросила Клара. – Пора заканчивать.
Так же, как вчера утром, когда он решил, что Ноэлю нужно помочь, сейчас он должен был принять решение о том, чтобы его упокоить. Навсегда.
Полковник ясно представил себе, как они оставляют Ноэля одного и уходят: может, домой, может, в «Морскую ведьму», выпить по кружке дешёвого пива. Они будут молчать всю дорогу и прятать глаза. Каждый день, встречаясь в кафе, они будут молчать, потому что любое сказанное слово, даже самое пустяковое, будет о Ноэле. О том, что они могли сделать, но не сделали. И в конце концов они, наверно, вовсе перестанут встречаться, чтобы не бередить раны – в сердцах, которые и так изношены за долгую жизнь.
– Я могу ещё подержать иллюзию, конечно, но вряд ли это нам поможет, – уныло сказал Лазарь Моисеевич. – Хотя такой иллюзией, я извиняюсь, можно гордиться! Он как живой, честное слово.
Иллюзия! Полковник попытался вспомнить идею, которая ускользнула от него полчаса назад. Что-то, связанное с иллюзией… Да, точно!
– Послушайте, – сказал Полковник. – Конечно, «Арион» не пройдёт мимо фортов просто так. Но если его изменить… Нет, погодите…
Он потёр лоб. От усталости мысли путались.
– Я, кажется, догадываюсь, как можно провести «Арион» в гавань. «Летучего голландца», конечно, никто не пропустит. А настоящий парусник…
– Настоящий? – переспросила Клара. – Вы что имеете в виду?
– Иллюзию, Клархен. Отличную иллюзию, лучшую, на которую только способен наш Лазарь. Он сможет навести такой фантом, что военные в форте примут его за «Арион»! А системы слежения его не распознают, ведь под фантомом будет настоящий корабль. Остов, конечно, но всё-таки материальная основа…
– Что вы несёте! – взвился Лазарь Моисеевич. – Я вам кто, Дэвид Копперфильд? Вы представляете, что такое дистанционная иллюзия, рассчитанная к тому же на кучу людей? Я ещё мог изобразить кролика для нашего цирка, но целый парусник?! Для целого города?! Вы представляете, сколько сил нужно? Я и так старый и больной человек… Скажите, вы так хотите иметь двух покойников вместо одного?
Несколько мгновений все молчали. А потом Клархен воскликнула:
– Смотрите!
Иллюзорный Ноэль бросил удочку (которая тут же растворилась в воздухе) и поднялся. Он приложил ладонь козырьком к глазам, напряжённо глядя туда, где между тяжеловесными башнями фортов синело открытое море.
– «Арион» близко, – прошептала Клара. – И Ноэль его действительно ждёт. Мы не ошиблись…
Полковник прямо-таки кожей ощущал, как мёртвый парусник подходит всё ближе и ближе. Время казалось материальным, как лента, и Полковник уже видел, где она обрывается. Ещё чуть-чуть – и для Ноэля всё и навсегда закончится.
Ветер дул им в лицо, волны с шипением набегали на песчаный берег. Всё как обычно, как будто не стоит рядом окончательная и бесповоротная смерть.
– Это последний шанс, Лазарь Моисеевич, – устало сказала Клархен. – Мы потратили много сил, но я готова помочь. Мы же тоже маги…
– Вы готовы умереть ради старого парусника?!
– Ради своего друга, Лазарь, – сердито ответила Клархен. – Всё равно все отправляются на тот свет, а умереть ради друга – в этом хотя бы смысл есть. Между прочим, ради вас я сделала бы то же самое…
– И я готов рискнуть, – поддержал её Полковник. – Для Ноэля ещё не всё потеряно!
– В конце концов, мы не так много сделали для него при жизни…
– И какая у вас будет аудитория! Вы подумайте, Лазарь, на вашу иллюзию будет смотреть вся Южная Пристань!
Лазарь Моисеевич несколько секунд молчал и только пыхтел, как рассерженный кот. Потом вдруг вздохнул и махнул рукой.
– Хорошо, – сказал он уже спокойнее, – куда же мне деваться с этой, я извиняюсь, подводной лодки? Умирать, так в приличной компании и под аплодисменты! Но я не смогу держать сразу две качественные иллюзии. Я человек, а не кинематограф! Иллюзию с Ноэля мне придётся снять.
– Снимайте, сейчас уже всё равно, – согласился Полковник и посмотрел туда, где стоял мёртвый.
И всё равно он не заметил, в какой момент иллюзия спала. Вот Ноэль стоит живой и глядит из-под ладони на море, а вот – мёртвый, безвольно уронивший руки. Парнишка, возившийся в лодке в двух шагах от Ноэля, не сразу заметил эту перемену, а когда заметил – шарахнулся так, что чуть из лодки не выпал. Кое-как вытащил из кармана мобильник и начал набирать номер. Явно звонил в «Скорую» – но теперь это было уже неважно…
– Ну? – недовольно сказал иллюзионист. – И где ваша помощь? Давайте руки!
– Погодите, – Клархен лихорадочно рылась в сумочке. – Вот!
Она вытряхнула на стол открытку с парусником.
– Я понял, – проворчал Лазарь Моисеевич. – Спасибо. Только он будет с парусами.
– Но я не взяла картину, где были паруса…
– Клархен, неужели вы думаете, что человек, родившийся у моря, не знает, как выглядит барк с полным парусным вооружением?
Клара взглянула на него и смущённо сказала:
– Ну, я вот не знаю…
Полковник рассмеялся, а вслед за ним – и Лазарь с Кларой. Они взялись за руки – тройная связка, усиливающая творимое волшебство. Главное в ней – хорошо настроиться друг на друга. Синхронизироваться. Но все они так давно были знакомы и так хорошо знали своё дело, что настройки почти не потребовалось. Полковник даже глаза не закрыл – в этот раз он не работал, только отдавал силу. Зато он видел, как всё произошло в яви, а не в магической реальности, и понял, что это тот редкий случай, когда явь красивей магии.
– Ох ты, – пробормотала Клара. Наверно, «Арион» был уже совсем близко.
Полковник до боли в глазах вглядывался в горизонт. Ему не хотелось погружаться в магическую реальность, где он, конечно, увидел бы корабль, но не увидел бы ни синего моря, ни высокого неба над ним. Несколько бесконечных мгновений он смотрел в туманное, смутно блестящее под солнцем море, и вдруг там, куда он смотрел, произошло какое-то движение. Словно из ничего над волнами сконденсировалось огромное белоснежное облако.
Полковник почувствовал, как магия течёт сквозь него, унося с собой силы, как холодеют ладони, как вновь резко кружится голова. Лазарь Моисеевич зашипел сквозь сжатые зубы – ему приходилось сейчас тяжелее всех. Клархен сдавленно охнула.
Зато облако внезапно обрело ясные очертания. Это был парусник – четырёхмачтовый барк, точно такой же, как на фотографии, только идущий под всеми парусами. Корпус выкрашен в белый цвет, бушприт острый, как игла, и по правому борту бегут тонкие чёрные буквы названия. Нет, не названия – имени.
Полковник даже сквозь тошноту услышал, как позади него удивлённо закричали люди. Они увидели «Арион». На трёх стариков, которые сидели под навесом, держась за руки, никто не обращал внимания.
Вот барк подошёл уже к самым фортам… Часть парусов поползла вниз, корабль замедлил ход. Внезапно с палубы раздался выстрел и взвился белый дымок – «Арион» салютовал Южной Пристани.
Иллюзия и впрямь вышла отличная.
На несколько мучительных мгновений парусник словно завис между двумя тяжеловесными башнями, охранявшими проход в Крабовую бухту. Полковник почувствовал, как у него во рту пересохло от волнения, и сердце застучало с перебоями. Он словно наяву видел, как спадает иллюзия, как обнажаются чёрные доски и дырявые борта корабля-призрака и как он вновь погружается в пучину на глазах у всех. А Ноэль так и остаётся стоять на пирсе – старый, мёртвый и в то же время безнадёжно опоздавший к собственной смерти.
Полковник почти поверил, что так и будет.
И тут Клархен срывающимся от боли голосом начала читать стихотворение Ноэля – то самое, найденное у него на столе. Надо же, она запомнила его наизусть… Полковник знал, что хороший словесник порой способен сделать заклятие даже из одного слова – главное, правильно и вовремя его сказать. Клара читала стихотворение, как недавно читала заклинание, плавно и сильно. Последние слова его ветер унёс туда, где сейчас замер почти настоящий барк «Арион»:
– …потому что где-то в океане, не открыты и темны досель, ждут меня в предутреннем тумане берега неведомых земель!
Сил почти не осталось. Голова у Полковника кружилась, на лбу выступил холодный пот. И всё же вера, звучавшая в словах, когда-то написанных Ноэлем, странным образом прибавляла сил. Вера в то, что впереди всегда что-то есть – люди, дороги ли, берега… Ведь только вера и держит, когда ничего другого уже не осталось.
И форты дрогнули. «Арион» вошёл в бухту.
Люди позади Полковника галдели, не веря своим глазам. Таких кораблей в Южной Пристани не видели очень, очень давно.
Полковник почувствовал, как сердце вновь пустилось галопом и кровь застучала в висках. Это было невозможно, невероятно! Они всё-таки сумели! «Арион» накренился на левый борт, меняя курс. Теперь он совершенно точно направлялся сюда, к старому причалу, где его ждал оставленный пятьдесят лет назад корабельный маг. А он – ждал.
– Получилось… – прошептал Полковник, сам себе не веря.
Внезапно Лазарь Моисеевич выдернул из его руки свою, разрывая связку. От резкого перепада силы Полковник едва не упал в обморок – аж в глазах потемнело. Но он услышал, как Лазарь ясно и удивлённо произнёс:
– Я не держу иллюзию. Клянусь всеми свитками Торы, я не держу иллюзию!
Когда перед глазами прояснилось, Полковник увидел «Арион» совсем близко от пристани. Паруса почти все были спущены, но ни одного человека на борту он не разглядел. Казалось, что парусник идёт сам собой. И он – настоящий. Таких подробных иллюзий просто быть не может… Полковник сморгнул. Ему казалось, что он ясно видит каждую заклёпку, каждую щёлочку между досками в обшивке, каждое медное кольцо в люверсах на парусах.
Ветер свистел в такелаже, волны плескали в борта, корпус поскрипывал от нагрузки, и все эти звуки Полковник тоже явственно слышал. Иллюзия бы так не звучала.
«Кто-то на берегу, – подумал Полковник, – очень хотел поверить в то, что «Арион» – не фантом. И поверил. Может быть, это даже были мы».
– Боже мой, он же настоящий, – выдохнула Клархен и схватила его за руку.
Полковник ещё раз сморгнул – в глазах мутилось непонятно отчего. И тут увидел Ноэля. Он по-прежнему стоял на пирсе, только живой, молодой и одетый в новую, с иголочки форму морского мага в звании лейтенанта. Старую, довоенную ещё форму… Полковник никогда не видел Ноэля молодым, даже на фотографиях, но сразу его узнал. Он был всё такой же черноглазый и франтоватый. А тело, которое лежало рядом с ним на пирсе, было просто мёртвым телом.
«Арион» медленно подваливал к пристани. Ноэль обернулся и помахал друзьям.
Полковник не оборачивался, но спиной чувствовал, как замерли стоявшие на пристани люди. И те, кто попал в поле его зрения, тоже замерли, глядя, как величественно проплывают мимо белые борта и высоко над головой солнечный свет рассекают паутинные нити такелажа. На пирс со стуком упали сходни. Ноэль взбежал по ним легко, но, уже стоя на палубе, снова обернулся и прощально взмахнул рукой. Таким Полковник его и запомнил.
А потом сходни втянули обратно, и парусник прошёл мимо пристани медленно, как во сне. Паруса стали подниматься, наполняться ветром, вопреки бризу, дувшему с моря. Вот уже «Арион» развернулся носом к выходу из бухты и пошёл ровно и быстро. Какое-то время Полковник пристально глядел на корму, и ему казалось, что он различает на ней тёмную крошечную фигурку. Однако перед самыми фортами случилось странное. Парусник оторвался от поверхности и пошёл выше и выше. С киля срывались струйки морской воды, медная обшивка днища тускло блестела и казалась зелёной, как малахит.
«Арион» всё поднимался, пока не затерялся среди облаков. Или не растворился в них.
Только тогда Полковник почувствовал, как сильно Клара сжимает его руку.
– Вам не больно? – спросил он, осторожно похлопывая её по запястью.
– Вы это видели? – Словесница посмотрела на него словно издали. – Мы ведь на такое даже не рассчитывали… И, кстати, «Скорая» приехала. Опоздала…
Она махнула рукой себе за плечо. Полковник обернулся: и на причале, и на лестнице, круто сбегающей с обрывистого берега к морю, стояли люди. Через толпу с трудом пробиралась бригада «Скорой помощи»: врач, фельдшер и медицинский маг, все в светло-зелёных костюмах и накинутых поверх форменных синих куртках с красным крестом на спине.
– И они таки не зря приехали, – слабым голосом сказал Лазарь Моисеевич. Он сидел за столом как-то странно, сгорбившись, и держался за левый бок. Лицо его казалось бледным до синевы. – Полковник, будьте добры… позовите… Что-то сердце прихватило.
Полковник охнул и как мог быстро бросился медикам навстречу.

– Даже не думайте платить! – От обиды у Урсулы даже голос дрожал. – Это от заведения! Скажите ему – Урсула сама пекла, своими руками!
Полковнику ничего не оставалось, как принять бумажный пакетик с пряно пахнущим печеньем и клятвенно пообещать сегодня же передать его Лазарю в больницу.
– Скажите, мы в «Морской ведьме» все ждём, когда он вернётся. – Урсула чмокнула Полковника в щёку и ушла за стойку.
«Кажется, я был неправ, – подумал Полковник. – Похоже, мы здесь не так уж одиноки».
Полковник и Клархен сидели за памятным столиком под пальмой. Несмотря на ранний час, в кафе, кроме них, уже были посетители, и все они нет-нет да бросали любопытствующие взгляды на старых магов. Сейчас в Южной Пристани только и разговоров было, что о возвращении «Ариона».
Ещё бы! Вчера они на весь вечер стали героями новостей. Правда, ещё раньше их допросили в полиции – но отпустили. Лазаря не допрашивали – он лежал в кардиологии, и врачи пускали к нему посетителей весьма неохотно.
Исключительное всё же дело – вернуть с того света целый парусник.
Полковник посмотрел на Клару. Она после вчерашних подвигов всё ещё выглядела довольно бледно, но улыбнулась ему в ответ и попросила:
– Передайте мне капучино, пожалуйста.
Он передал. Их руки встретились, и в голове у Полковника ясно вспыхнуло ощущение их вчерашней связки: две бусины, скользящие рядом по туго натянутой леске. Он поморгал, прогоняя видение. Когда прогнал, оказалось, что чашка с кофе стоит посередине стола, а их с Клархен пальцы всё ещё соприкасаются.
– Клархен, – внезапно спросил Полковник, – а почему вы всё-таки не уехали из Южной Пристани? Ведь могли же!
Она улыбнулась – поняла, почему он спросил. И ответила.
«Никогда не бывает слишком поздно, – потрясённо подумал Полковник, держа её руку в своей. – Пусть иногда кажется, что жизнь кончена и нет надежды, но всё же в густом тумане будущего всегда ждут впереди берега неведомых земель. Надо только об этом помнить».
За пыльными витринами кафе плыли осенние облака, похожие на идущие полным ходом парусники.